Мадди расправила юбку и села.
— Расскажи мне, как это делается, тогда я буду чувствовать себя увереннее в доме твоей матушки.
— Что ж, я готов. — Ривлин взял с подноса серебряный кофейник. — Кофе?
— Да, пожалуйста.
Он хотел было налить кофе в чашку, но вдруг остановился и посмотрел на Мадди с озорным блеском в глазах.
— Это будет стоить тебе поцелуя.
Мадди со смехом уплатила требуемую цену и, пока Ривлин выполнял свою часть сделки, наливая ей кофе, спросила:
— А какова цена яиц, бекона и тостов?
Он взял с подноса блюдо и держал его, пока Мадди накладывала еду себе на тарелку.
— Чертовски здорово, что нам ехать еще целых полтора дня.
— Нет, это просто возмутительно! — возразила Мадди, с радостью принимая игру.
— А я считаю, что это великолепно!
Глаза Ривлина сияли, и Мадди подумала, что никогда еще не видела его таким счастливым.
Глава 19
Последние два дня оказались даже более восхитительными, чем она могла ожидать, думала про себя Мадди, когда поезд остановился на крошечном полустанке в нескольких милях к востоку от Цинциннати. Ей стоило бы помнить о чуде этих дней и не страшиться грядущего, но, увы, передышка кончилась.
Впереди у нее пребывание в богатой семье и тень сенатора Джона Харкера, а вслед за этим, если она вынесет оба испытания, возвращение в Канзас-Сити, суд и восемнадцать лет тюрьмы. Мадди не хотела причинить страдание Ривлину, иначе, наверное, стоило бы броситься под колеса поезда и разом покончить со всем этим.
— Ты, я вижу, не слишком торопишься последовать за мной, а, дорогая? — лукаво спросил Ривлин.
— Не совсем так, — ответила она с вымученной улыбкой. — Просто я думала о том, что мне не хочется покидать этот поезд.
— Я бы не возражал против нашего дальнейшего совместного путешествия… — Ривлин надвинул шляпу и, дождавшись, пока поезд уже остановится, открыл дверь.
— Но настал час расплаты. — Закончив мысль, Мадди оперлась на его руки и спустилась по ступенькам. — И все же я очень довольна путешествием. Спасибо тебе.
— Нам предстоит еще одно — в Канзас-Сити.
Мадди не стала говорить, что теперь ему вряд ли позволят даже перевести ее через улицу, не говоря уже о сопровождении через всю страну.
— Ах, черт! — воскликнул Ривлин, когда они сошли на платформу и двинулись к станции. — Эверетт все предусмотрел!
Мадди проследила за его взглядом и увидела стоящий на улице закрытый экипаж: кучер сидел на облучке и держал в руках вожжи; еще один слуга, лет под пятьдесят, невысокий, стройный и безупречно одетый, стоял возле дверцы кареты.
Едва Ривлин подвел к нему Мадди, как тот улыбнулся и ловко открыл дверцу.
— Добрый вечер, мастер Ривлин. Рад видеть вас.
— И я рад, Стивенс, — ответил Ривлин. — Позвольте представить вам мисс Маделайн Ратледж.
Стивене наклонил голову в знак приветствия, а Ривлин добавил:
— Мадди, этот человек служит в нашей семье с тех пор, как я еще бегал в коротких штанишках. Он знает достаточно, чтобы шантажировать меня до конца моих дней.
— Приятно познакомиться с вами, — сказала Мадди, прекрасно понимая, что мысль о шантаже никогда бы не пришла Стивенсу в голову. — Но каким образом вы узнали, что мы сойдем с поезда именно здесь, а не в Цинциннати?
— Мистер Бродмен получил указание от мастера Ривлина, — объяснил Стивене. — В том маловероятном случае, если бы мастер Ривлин не появился на платформе, я все равно должен был бы разыскать его и предупредить, что полиция готова к его появлению в Цинциннати.
— За домом установлено наблюдение?
— Это факт, недопустимый в присутствии вашей матушки.
— Могу себе представить, — заметил Ривлин с кривой усмешкой. — Ну а как Эверетт планирует провезти нас в город?
— Это скорее мысль мистера Карутерса, сэр. Семья собирается в Спринг-Хаусе на поздний ужин. Если кто-то поинтересуется, то предлог для ужина — возвращение вашей сестры и сенатора Биллингтона из Колумбуса. Они должны прибыть ровно через час.
— Эверетт, разумеется, собрал весь клан?
Стивенс с трудом сдержал улыбку.
— Он сказал, что телеграмма на двух страницах требует именно такого собрания. Если вы и мисс Ратледж готовы занять места, мы можем трогаться в путь.
— Привет, Янсен, — поздоровался Ривлин с кучером, когда Мадди уселась в экипаж.
— Рад видеть вас дома, сэр.
— Спасибо.
Ривлин занял место на сиденье, и Стивенс захлопнул за ним дверцу. Карета слегка качнулась и через секунду мягко покатила по дороге сквозь вечерние сумерки.
— Спринг-Хаус?
Ривлин кивнул.
— Это имение отец приобрел, чтобы мать могла покидать город. Со временем оно стало подобием садов в Версале.
Мадди стало страшно.
— Я видела изображение Версаля в книжках.
— Это вовсе не копия дворца, — успокоил ее Ривлин, — не пугайся. — Он взял ее руки в свои. — И не бойся собравшихся там людей. По моим подсчетам, нас встретит шестеро мужчин — или семеро, если Джон привезет своего старшего сына Адама, а также семь женщин.
Четырнадцать незнакомых людей — весело!
— А как мне узнать, кто из них кто? Полагаю, на них не будет карточек с именами…
— Не волнуйся, дорогая, они не кусаются.
Отпустив руку Мадди, он провел пальцами по выпуклости ее груди, и она чуть не задохнулась — тепло прикосновения отозвалось дрожью во всем теле.
— Думаю, тебе необходимо отвлечься, — сказал Ривлин.
— Но мне совершенно ни к чему добавлять лишние трудности к тем, которые меня ожидают. Появиться перед твоей матерью в… в…
— Ты хочешь сказать — в растрепанном виде?
— Вот именно. Спасибо за подсказку.
Ривлин рассмеялся:
— Да будет тебе известно, дорогая, ты не первая женщина, которая появилась бы в Спринг-Хаусе с неполадками в туалете. Мне доводилось видеть, как Эм, Энни и Лиз выходили из карет своих мужей с очень розовыми щечками и в сильно помятых юбках.
— А как насчет Шарлотты и Мари?
— Шарлотта, как старшая дочь, унаследует положение главы семьи, когда матушка отправится в мир иной. Шар упражнялась в степенности примерно с четырнадцати лет. Мари весьма чувствительна к тому, что люди о ней думают; она всегда была такой. Полагаю, именно это качество делает ее хорошей женой для политика.
— Она, должно быть, застенчива.
— Вот уж нет! — фыркнул Ривлин. — Просто не желает, чтобы в суждениях о ней оказалось что-то хоть чуточку скандальное. Мари — единственная из моих сестер, к которой я отношусь с определенной долей терпения.
— Я постараюсь никому не наступать на мозоли и не устраивать сцен, пока мы там будем, — пообещала Мадди. — С кем из мужчин я должна быть особенно осторожной, чтобы ничем не обидеть?
Ривлин некоторое время раздумывал, потом ответил:
— Тебе не стоит беспокоиться о мужчинах, дорогая. Держись с ними со свойственной тебе прямотой — им это понравится. Что касается мозолей и сцен… — Он крепче сжал ее руки и заговорил с подчеркнутой твердостью: — Не смей никому позволять вытирать о себя ноги. Если они попросят наступить им на мозоль, сделай такое одолжение. Если захотят сцены, устрой, да такую, чтобы они запомнили ее на всю жизнь. А если возникнет проблема, с которой ты не сможешь справиться, обратись ко мне. Все понятно?
— Да.
Он встанет между ней и своей семьей. Я люблю тебя, Ривлин.
Мадди не произнесла эти слова, но не могла отказать себе в удовольствии поцеловать его.
— Осторожнее! — Глаза Ривлина сверкнули. — Я вовсе не хотел бы, чтобы ты вышла из кареты в растрепанном виде.
Карета замедлила ход, повернула вправо и, судя по звуку, начала подъем по вымощенной камнем дороге. Мадди потянулась к окну, но Ривлин удержал ее за руку.
— Ты не хочешь, чтобы я увидела дом?
— Все в свое время, — загадочно сказал он. — Так будет лучше.
Мадди была не особенно рада его вмешательству, пока Стивене не открыл дверцу кареты. Они стояли в портике возле гранитных ступеней шириной по меньшей мере футов в пятнадцать. Шесть расположенных ярусом плит вели к массивным дубовым дверям, по обеим сторонам которых горели большие масляные фонари.